— Российская медицина только начинает осваивать протонную терапию для лечения онкологических заболеваний. В нашей стране сейчас работают всего два центра протонной терапии — в Протвино и в Обнинске. Строят центры в Димитровграде и Санкт-Петербурге. В Протвино и Обнинске используются протонные установки нашей разработки, а для строящихся центров куплены иностранные. И, естественно, пока очень мало специалистов, кто грамотно разбирается в этом вопросе. Очень много неточностей в заявлениях и публикациях. Существует также предвзятое мнение относительно отечественных технологий и превозношение всего зарубежного.
Так, например, в статье, которую Вы упомянули, сказано: «Представьте себе Mercedes С-класса и простенький Opel. Это совершенно разные автомобили. Конечно, отечественная разработка тоже получила сертификацию, но технически устроена она совершенно по-другому. Во-первых, на выходе протонного пучка установлено всего одно кресло для пациента. Бельгийский циклотрон позволяет направлять протонные пучки сразу в четыре операционные, то есть одновременно лечить четырех пациентов. Если же мы возьмем стоимость четырех наших установок, то она будет значительно превышать стоимость одного бельгийского ускорителя. Во-вторых, у отечественного циклотрона управление, по сути, ручное, тогда как в бельгийской установке пациент полностью находится под контролем компьютера: доза радиации и сама процедура рассчитываются машиной».
Нашу установку сравнивают с автомобилем Опель, а зарубежную с Мерседесом. Очень удачное сравнение, если говорить о цене и расходах на эксплуатацию. Зарубежная установка для Димитровграда стоит более 200 миллионов долларов, а наша всего около 10 миллионов. Содержание и расходы на электроэнергию для нашей установки тоже в десятки раз меньше, чем для зарубежной.
В статье говорится, что производительность нашей установки гораздо меньше, чем иностранной. Из-за того, что в зарубежной, если продолжим проводить аналогию с автомобилем, 4 кресла для «пассажиров», и можно сразу «возить» 4 человек, а в отечественной место всего только для одного. И казалось бы, налицо преимущество. Но это заблуждение.
Несмотря на наличие одновременно 4 «посадочных мест», «везти», то есть лечить, одновременно можно только одного пациента. Поясню, почему это так. Дело в том, что протонный пучок нельзя направить в 4 комнаты сразу — разделиться на 4 части он никак не может. Процесс переключения пучка между комнатами — это сложная процедура из-за техники безопасности. Его направляют на пациентов по очереди. Как бы это ни было очевидно, но многие это никак не могут понять.
— Зачем же тогда нужно строить 4 терапевтические комнаты?
— Видите ли, время одного сеанса лечения на зарубежных установках в среднем 30 минут, из которых сам процесс облучения опухоли занимает обычно не более 5 минут. Остальные 25 минут уходят на так называемую укладку пациента — подбор его точного местоположения, нацеливание пучка на опухоль. Вот зачем нужно много комнат, иначе будет так — 25 минут ускоритель не работает, потом 5 минут облучает, затем снова выключается на 25 минут и так далее.
Мы изобрели новую методику, при которой первый этап (эти самые 25 минут) превращается максимум в 2 минуты, то есть происходит быстрая фиксация пациента. Эта методика заложена в нашей установке. Поэтому у нас время пребывания пациентов в процедурной комнате составляет порядка 7 минут, максимум — 10. Как видите, производительность нашей установки с 1 комнатой равна производительности, например, установки в Димитровграде с 4 комнатами.
Что касается автоматизации процесса лечения. В статье также допущена ошибка. В нашей установке самая совершенная на сегодняшний день система автоматизированного лечения. Например, у нас встроена такая функция, как сканирующий протонный пучок, который позволяет наиболее прецизионно облучать опухоль. А наша программа планирования — это вообще шаг в будущее технологии облучения. Я говорю о разработанной нами программе, которую мы назвали «оптимизирующий алгоритм с модуляцией интенсивности». Этот алгоритм позволяет максимально снизить дозу облучения, получаемую здоровыми органами. Такого в мире еще нет. Далее — в нашей установке встроенный компьютерный томограф, то есть снятие томограммы происходит в то же время, когда пациент сидит в кресле. Поэтому нацеливание пучка на опухоль происходит максимально точно. И все это происходит автоматически, и полностью исключена ручная работа.
— Главный внештатный онколог Минздрава РФ, директор ФГБУ «РОНЦ им. Н. Н. Блохина» Михаил Давыдов заявил, что в стране нет необходимости в большом количестве центров протонной терапии для лечения онкологических заболеваний, и их применение оправданно только в педиатрической онкологии. Вы с этим утверждением согласны?
— Это сказано, исходя из огромной стоимости импортных установок. И при таких затратах нет никакой возможности построить достаточное количество центров протонной терапии, чтобы удовлетворить существующие потребности в лечении. Конечно, при таком дефиците лечение детей должно быть в приоритете.
Объявлено, что стоимость лечения одного пациента в Санкт-Петербурге и Димитровграде будет около 2 миллионов рублей. И я согласен с Давыдовым, что приобретение таких установок и лечение по такой цене неоправданно.
В димитровградской установке для обслуживания 4 комнат требуется большая численность технического персонала. Расходы на электроэнергию колоссальные. Не удивительно, что эксплуатация такой установки стоит гигантских денег. На нашей установке, благодаря высокому уровню автоматизации, все технические функции выполняет 1 человек, а потребление электроэнергии всего как у 20-30 электрочайников.
Мы решаем задачу, как сделать протонную терапию доступной и использовать ее в тех случаях, где раньше использовались электронные ускорители и другие методы лечения.
Мнение практикующих врачей
Директор Медицинского радиологического научного центра им. А. Ф. Цыба, доктор медицинских наук, профессор Всеволод Николаевич Галкин:
— В начале июня мы с Владимиром Егоровичем были на Всемирном конгрессе по протонной терапии в Праге, и я могу сказать, что та машина, которую он создал и предлагает, ничем не уступает существующим в мире образцам. Ее параметры абсолютно адекватны, они нас полностью устраивают, и мы планируем только расширять спектр локализаций, для лечения которых эту машину можно использовать.
Я не сомневаюсь, что этот вариант лечения будет тиражироваться, как не сомневаюсь и в том, что мы первые и, надеюсь, далеко не последние, будем всегда приветствовать появление и развитие новых центров, в том числе и протонной терапии, в здравоохранении Российской Федерации. А учитывая ту направленность, о которой я говорил, мы уже сейчас планируем открыть на базе нашего института центр по подготовке и повышению квалификации специалистов, в том числе и по разделу протонной терапии.
Доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент РАН Юрий Станиславович Мардынский:
— У Владимира Егоровича совершенно другой подход по сравнению с зарубежными машинами, причем именно с нашей точки зрения — практической. Если создавать такую же систему, какую используют сейчас в протонных комплексах за рубежом, то нужно делать гантри весом несколько десятков тонн, а в этом, как мне кажется, необходимости нет — особенно нам. Ведь тогда стоимость лечения больного сразу увеличивается в десятки раз. А тут особенность излучения заключается в том, что достаточно 2-3 полей, чтобы реализовать совершенно комфортную терапию.
В ходе работы с установкой мы убедились, что весь комплекс работает хорошо, и сейчас привязываем наши системы к тем, которые установлены у него. В частности, топографию, которую делают непосредственно на установке в процессе лечения, к топографии, которую мы получаем для обследования больных. Обе системы мы сейчас совмещаем — этот этап очень важный. Мы даем задание с разными размерами опухоли, а комплекс сам решает, как это сделать, и различными энергетическими пучками обрабатывает опухоль. Пучок толщиной несколько миллиметров должен обработать большое образование, причем в разные его районы нужно дать, например, сюда — 200 МэВ, а сюда — только 60 МэВ. Вообще, это сложнейшая технология — что называется, ювелирная работа.
— И он это дает.
— Да! Сейчас весь Запад переходит на сканирующий пучок, и в «Прометеусе» он как раз сканирующий — то есть каждый раз в каждом новом месте его энергия меняется.
Я считаю, что для нашей радиологии «Прометеус» — это и прорыв, и позитивное событие. Например, недавно мы облучали метастазы в области шейных позвонков — тело и дужки шейного позвонка. Нужно было облучить всю эту зону, причем дать достаточно большую дозу, но при этом не затронуть спинной мозг. Нам это удалось — мы реализовали эти сложнейшие условия, которые невозможно было сделать на ускорителе.
Кстати, головная боль пациентов — плата за лечение на иностранных ускорителях во много раз больше, чем на «Прометеусе». Это еще один важный аспект, который может повлиять на необходимость внедрения у нас именно этой технологии.
Заместитель директора экспериментального сектора МРНЦ Леонид Петрович Жаворонков:
— Примерные расчеты показывают, что в стране вполне могут работать 50 таких установок, которые более чем на порядок дешевле многомиллиардных заграничных машин, и очень оперативно позволяют лечить, что, собственно, уже доказано.
Исходя из вышесказанного и продолжая аналогию с автомобилями, можно сказать, что установка В. Е. Балакина — это, скорее, суперсовременный автомобиль с автопилотом, а те, что закупают за рубежом, больше похожи на карьерный самосвал, которым должны управлять несколько водителей и техников и который стоит в 20 раз дороже, с непомерными расходами на топливо, а также для него необходим огромный гараж. И все это для перевозки одного пассажира.
