Семья Авроры Михайловны в 1941 году жила недалеко от Занарской фабрики. Её отец был директором предприятия. Вот как она пишет о начале страшных событий (цитата с сокращениями, прим. ред.): «Утром 22 июня 1941 г. т. Молотов по радио объявил, что началась война. Все мужчины нашего Занарского района собрались около клуба им. Кагановича, шумели, обсуждали. В самом начале войны в городе было спокойно, но к августу немцы на бомбардировщиках точно по графику утром и вечером летели на Москву. Их полет даже мы, дети, узнавали по гулу, отличавшемуся от гула наших самолетов… Рядом с домом, в сосновом бору, поставили зенитки, которые вели огонь по немецкой авиации, раскаты были очень громкие. Те бомбы, что немцы не сбросили на Москву, сбрасывали на Серпухов, но главной целью был мост через Оку. В нашем районе жители построили убежище — узкие траншеи 2-3 метра глубиной, накрытые досками и присыпанные землей».
Уже к осени немецкие войска вплотную подошли к Серпухову, и дети с 4 сентября не ходили в школу, так как выходить на улицы было очень опасно. В это время город подвергался массированному обстрелу со стороны неприятеля.
Из воспоминаний Авроры Михайловны Осиповой:
«Фашисты обстреливали город из зениток. Женщины в противогазах и с щипцами для тушения фугасных снарядов днями и ночами дежурили на крышах. Понимая возможность сдачи города, на предприятиях сжигали архивы, имущество прятали по домам. Немцы сбрасывали листовки с предложением перейти на их сторону, листовка являлась пропуском. В совхозе «Большевик» не был собран урожай. На полях остались морковка, свёкла, капуста… Мы, дети, бегали на поля и собирали овощи».
Вскоре глава семьи ушёл в партизанский отряд, а мать и дети съехали в деревню Шахлово к родственникам. Недалеко от деревни проходила линия фронта, и в избах жили бойцы Красной армии. Здесь случился нелепый трагический случай, унёсший жизнь тёти Авроры Михайловны. И этот страшный эпизод красноречиво говорит о том, какое нечеловеческое нервное напряжение царило в то время.
Из воспоминаний Авроры Михайловны Осиповой:
«В каждой избе размещались по 18-20 бойцов. Спали на полу. Однажды ночью произошел трагический случай: вскочивший по тревоге солдат спросонья выстрелил прямо в избе и убил мою тетю Полю, спавшую на кровати с 9-месячным ребенком. Она только и произнесла: «Ребята, что же вы делаете?»
По словам Авроры Михайловны, «на вышедших из боя солдат страшно было смотреть: грязные, в рваной одежде, некоторые перевязанные. Но друг другу помогали. Глядя на них, мы, дети, ревели вместе с женщинами».
В ноябре 1941 года семью Осиповых эвакуировали в Сибирь. Но первые месяцы войны, проведённые в Серпухове, — одно из самых ярких воспоминаний автора.
Размещались в деревне и пленные немцы, они, как рассказывает Аврора Михайловна, «выглядели нелепо — тело закутывали в одеяло, на голове — подушка. С ноября стояли морозы, и немцы, одетые в легкие шинели и хромовые сапоги, пытались согреться».
Зима в 1941 году, действительно, наступила раньше срока, и это сыграло на руку советским войскам и частично деморализовало фашистов. Насколько страшным было моральное состояние немцев накануне битвы за Москву, можно судить по записям некоего капитана Мейганда. Так он писал о смене войск в районе Серпухова и Тарусы: «В низком тесном блиндаже сидит капитан X. с офицерами своего батальона. На их лицах тупое безразличие. Они настолько измотаны боями, что едва ли радуются тому, что их из этого дерьма вызволяют. Русский сидит в 30 м от блиндажа и уже перестрелял много людей… Смена происходит относительно благополучно. Но остальная ночь очень неспокойна. Русский сидит перед нами с танками. В нашем блиндаже, который наполовину разрушен, земляной пол застлан сырой соломой. Мы ужасно мерзнем. Ночью я не выдерживаю и, чтобы не задохнуться, выхожу на свежий воздух. На пути к выходу из блиндажа перешагиваю через лежащих товарищей. Солдатами землянка набита битком, и все они омерзительно пахнут».(Из истории 268-й пехотной дивизии вермахта, написанной выжившими в боях под Москвой осенью и зимой 1941 года).
Конечно, и нашим бойцам приходилось нелегко. Но их морально поддерживало то, что воевали они за свою Родину против сильного и жестокого врага.
Из дневника лейтенанта госбезопасности Вадима Бабакина, комиссара, затем командира разведывательно-диверсионного отряда особого назначения:
«7 ноября 1941 года. Комиссар настаивает идти по курсу (группа бойцов возвращалась с разведывательной операции, прим. ред.). В 8.35 вышли на ж. д. полотно. Двоих первых прохожих окружили и задержали — наши бойцы. Мы на советской территории. Можно громко разговаривать, смеяться, курить и даже петь. Все повеселели, ободрились. Шагаем по шпалам, слева и справа наши части. Нас угостили хлебом (мы его не ели 11 суток). Идем бодро, перекликаемся. За ночь похода все осунулись, еще больше почернели, обросли. Двигаемся вперед к разъезду Шатово, где ходят поезда. Из последних сил передвигаем ноги. Сильно болят плечи, трут мокрые сапоги... В 11.15 комиссар явился в штаб 5-й гвардейской дивизии. Командование дивизии с большим интересом выслушало сведения расположения войск противника в районе действия отряда. Нам был подан состав узкоколейный ж. д., которым мы доехали до г. Серпухова.В 13.25 вошли в г. Серпухов. Расположились в клубе истребительного батальона».
Успешные наземные операции и удержание рубежей на подступах к Москве были бы невозможны без авиации. Серпухов и Подольск оборонял 178-й истребительный авиаполк.
Из воспоминаний ветерана 178-го истребительного авиационного полка Николая Денисовича Дудника:
«…28 ноября под Серпуховом я на ЛаГГ-3 сбил немецкий самолет-разведчик «юнкерс». Какой, не скажу — в воздухе не определишь, но скорее всего «Юнкерс-86».Атаковал я его сзади сверху. Целился по кабине, но, видимо, в последний момент летчик меня заметил и дал ногу вправо. Моя очередь вместо кабины пошла на плоскость, отбив оконцовку левой плоскости. Самолет свалился в штопор, а с отбитой оконцовкой вывести машину из него невозможно. Я его сопроводил до земли (никто из него не выпрыгнул), заметил место, где он упал, набрал высоту и пошел домой. Интересно, что самолет не сгорел. Доложил командиру полка, и тут же на место падения вылетел У-2 с инспектором дивизии по технике пилотирования полковником Шолоховым. Население уже успело раздеть погибших, но документы были целые. Парашюты привезли — мы из шелка сделали шейные платки, поскольку шею стирали — головой крутить много приходилось… Наш аэродром у деревни Липицы осенью 41-го уже обстреливался немецкой артиллерией. Поэтому мы его использовали как аэродром подскока, на ночь улетая под Каширу на аэродром Крутышки. Это, кстати, был один из самых голодных периодов, поскольку в Липицах мы целый день питались только чаем с сухарями и сахаром, стоявшими в землянке в больших мешках».
Совсем небольшой эпизод из славной истории авиаполка, но сколько в этих строках эмоций. Сколько в небольшой рассказ вложено ценных сведений, передающих обстановку и настрой той трудной осени!
Сражения шли непрерывно. Кровавые. В них Красная армия несла огромные потери. Трагичной была участь окруженцев. С боями они выходили из котлов, в первую очередь из Вяземского. Шли, теряя большинство товарищей. А впереди была неизвестность и необходимость доказать, что ты не предатель и не дезертир. Значительная часть окруженцев вышла в районе Серпухова.
Из объяснения командира 166 стрелковой дивизии генерал-майора М.Я. Додонова (остатки дивизии выходили из окружения после Вяземской операции):
«Следуя на юго-восток, я встретил в районе д. Богдановка оборону немцев, кроме того, немецкий полк на марше с танками. Выхода не было: нужно атаковать пр-ка. Подготовив атаку без артиллерии (не было снарядов) в 14 час. В 14.10 атаковал обороняющихся и колонну на марше. В результате заколол до 600 немцев, свои потери около 400 чел. В ходе атаки подразделения разрознились, управление только голосом очень затруднялось собрать остатки, решили с наступлением темноты выходить лесом на восток. Шел со мною 517 сп, остатки 423 сп. Матчасть орудий приказал взорвать, нечем было везти, горючего не было, лошади ранены. Вышел из окружения 15.11.41 г. на фронте 49 А в районе Серпухова. Выведено людей вместе с группой Александрова: красноармейцев 400, начсостава — 117, всего 517 чел. в полном вооружении. Все передано штабу 49 А ЗапФ».
Всего несколько коротких воспоминаний из сотен тысяч. Несколько маленьких эпизодов большой трагедии, затронувшей целые страны и народы. Но и они уже дают представление, как тяжело приходилось тем, кого судьба бросила в пламя войны. В Серпухове, как и во всей России, бережно хранят память о подвиге народа, о людях, поборовших страх, о выживших и погибших. О трудной осени 1941 года…