Отшагали на параде стройные армейские колонны. Отгремели праздничные салюты. Страна возвращается к трудовым будням и обычным выходным. Однако память об уже далеких, но таких близких каждому сердцу днях Великой Отечественной войны и последующего восстановления страны остается с нами.
И очень хорошо, что живы те, кто может достоверно рассказать о событиях этого трагического, наполненного героизмом
времени и обо всех последующих годах возрождения великой страны. Тем более, что рассказ нашего собеседника тесно перекликается с реалиями сегодняшних дней.
У войны не детское лицо
Евгений Васильевич Козлов войну встретил пятилетним ребенком. Его семья тогда проживала на Украине.
— Отец мой Василий Амосович Козлов — родом со Смоленщины. По окончании школы ОСОАВИАХИМа был направлен в Донецк, а оттуда в село Успенка, которое тогда относилось к Таганрогской области, — начинает свои воспоминания Евгений Васильевич. — Станица была очень большая, тянулась на три километра. Отец мой был радистом и должен был наладить в селе радиосвязь.
Василию Амосовичу удалось не только обеспечить село радиоузлом, но и организовать художественную самодеятельность: он неплохо играл на баяне. Здесь же, в Успенке, он познакомился со своей будущей женой Екатериной Ивановной Щебетенко.
— Отец и мать были из разных по достатку семей. Отец рано остался сиротой, жили небогато, а вот родители моей бабушки были из зажиточных. Прадед Дмитрий Михайлович Щебетенко был полковником и служил на границе с Арменией. В 1913 году его забрали ко двору Николая Второго, в Санкт-Петербург. Он хотел и жену с детьми туда перевезти, но баба Акулина, как мы ее звали, не поехала. Так и сказала: «Я здесь родилась, здесь и умру!». Я ее потом спросил, почему она такое решение приняла, на что она мне ответила: «Надо бедным помогать здесь, своим». И это несмотря на то, что своих детей у нее было много. И вот что примечательно: в годы Гражданской войны двое из них воевали на стороне «белых», а остальные за «красных». Вот ведь судьба! — удивляется Евгений Васильевич.
1936 год ознаменовался для семьи Василия и Екатерины Козловых рождением сына Жени. А вот уже следующий, 1937‑й, едва не стал трагичным. И только удивительная удача помогла избежать большой беды.
— На отца написали донос о том, что он троцкист. Это уже потом сообщил матери один знакомый милиционер, — вспоминает Козлов. — Отцу удалось передать матери записку с обращением к Сталину о помиловании. Мама все сделала, как велел папа: опустила письмо в почтовый поезд. И это сработало. Через какое-то время пришла открытка, я ее даже видел, на которой написано: «Козлова Василия Амосовича освободить из мест заключения в 24 часа с возвращением имущества». Я потом очень удивлялся, как отца, активного комсомольца, могли записать в троцкисты? Наверное, кому-то как раз его активность и не нравилась.
После этой перипетии, незадолго до начала войны, Василия Амосовича направляют в поселок Мирное, чтобы он также и там наладил радиоузел. Там он и остался, во время оккупации фашистами работал в подполье радистом в отряде Иосифа Панченко, принимал информацию со стороны СССР, а другие подпольщики печатали и распространяли листовки.
Женя, тогда пятилетний ребенок, тоже был с родителями, но в мае 1941 года его отправили к бабушке с дедушкой назад в Успенку. Близость войны уже чувствовалась. Здесь в своем рассказе Евгений Васильевич вспоминает один, казалось бы, незначительный факт. Но это событие хорошо иллюстрирует историческую канву эпохи.
— Дед мой Иван Дмитриевич Щебетенко в гражданскую у Буденного воевал, и ему была пожизненно положена лошадь. Хорошая была лошадка. Но когда советские войска отступали, ее забрали, а взамен дали похуже и послабее лошадку. Что ж тут поделаешь, это было нужно фронту. А немцы, когда пришли, эту «клячу», как называл ее дед, тоже отобрали и дали совсем уж плохенькую. Только дед эту «немку» после освобождения от фашистов в колхоз сдал, тяжеловато ему уже было сено для нее запасать, — Евгений Васильевич так описывает эту ситуацию.
Когда объявили о войне, умудренный опытом дед сказал: «Пойдем, Женька, ямы копать, зерно прятать!». Вырыли три ямы. В одну закопали бочку с пшеницей, во вторую — с ячменем, а в третью — с кукурузой. Это спасло от голода семью во время оккупации.
Начало войны Евгения Васильевич помнит так:
— Первое, что врезалось в память — бомбежка. В селе было много добротных зданий: две школы — двух и трехэтажная, почта, сельсовет, помещичий трехэтажный дом, контора совхоза, больница. Почти все они в первую же бомбежку пострадали. К налетам мы готовились, но все равно паника была, когда от звука громкого взрыва я на прабабушку с сундука упал. Она так сильно со страху закричала! А потом, когда отбомбились, — тишина такая неестественная.
Второе яркое воспоминание — про то, как приехали немцы в станицу. Первыми практически всегда заходили войска СС.
— Июль, жара такая стояла. И вдруг слышу — рев моторов. А это немецкие мотоциклисты. В форме с коротким рукавом, с нашивками СС. А надо сказать, что у деда хозяйство было: корова, куры. Птица по двору гуляла. Немцы прямо во двор на мотоциклах, орут: «Матка, куры, млеко, яйки!». Потом за автоматы схватились и кур постреляли, которые под дом спрятаться не успели. Покидали настрелянных в люльки мотоциклетные и быстро уехали, — рассказывает наш собеседник.
Еще один эпизод, уже совершенно трагический, навсегда остался в памяти Евгения Васильевича. А сразу за ним и непростое воспоминание о том, как немцы бесцеремонно вели себя на оккупированных территориях:
— До войны совхоз у нас был большой — «Победа социализма». Сады совхозные на семь километров тянулись. Даже небольшой аэродром при них, чтобы деревья с воздуха самолеты опрыскивали от вредителей. Так вот собрали немцы нас всех на аэродроме и заставили смотреть, как троих коммунистов расстреливают. Потом три дня трупы убирать не давали, дескать, в назидание, чтоб никто не смел против фашистов идти. Мы потом домой пришли, а в доме уже немцы вовсю хозяйничают. Вещи наши на улицу повыкидывали, а сами в доме что-то вроде штаба устраивают. А дед мой как чуял. Заранее в сарае, где корова жила, что-то вроде комнаты обустроил. Печка там, сундук туда перенесли. Так и прожили там до прихода наших войск. А в доме прабабушки моей, который рядом стоял, поселились офицеры.
Оккупация
В конце 1941 — начале 1942 года появились в станице полицаи. От них ничего хорошего ждать не приходилось.
— Они нас плетями со свинчаткой на конце гоняли. Не знаю, откуда они были, но мы их звали «западенцами». Они всегда ходили по трое или четверо. У старшего плетка. Мне один раз сильно от них досталось, за то, что перечить им вздумал. Бабушка меня потом сильно ругала, что я сразу не убежал, как другие мальчишки, — делится воспоминаниями Козлов.
Что отличает хорошего, настоящего человека от тех, кто только внешне похож на него? Ответ достаточно простой — милосердие. В минуты большой беды оно проявляется особенно остро. Вот какую историю по этому поводу рассказывает Козлов:
— Как-то дед прибегает домой запыхавшийся и с порога: «Ариночка, там беженцы — женщина с тремя детьми. Голодные, еле идут. Давай мы их к себе возьмем!». Бабушка, конечно же, без промедления согласилась. Так эта женщина и дети и прожили у нас всю оккупацию. После освобождения они ушли в Ростовскую область, на родину.
Село Успенка расположено на тракте. Именно по нему продвигались, отступая, советские войска и шли на Сталинград фашисты. Этим же путем они потом и бежали от Красной Армии.
— Через нас все войска Вермахта прошли: немцы, поляки, чехи, венгры, румыны, болгары и итальянцы. Проще всех были итальянцы. Странно, конечно, но они вечерами даже танцы устраивали под духовой оркестр. У итальянцев мы даже мед зарабатывали. Ловили в речке лягушек, им приносили. Они их ели. А нам взамен давали маленькие баночки меда. А вот самыми злыми были румыны. Вот от них нам досталось, — продолжает рассказ Евгений Васильевич. — Вот такой случай был. Родственник мой один Мишка как-то прибегает весь в слезах: его румынский солдат за ухо оттрепал, чуть не оторвал. Я спросил: «За что?». Мишка говорит: «Я его мамалыгой назвал». Вот мы с ребятами и решили этому дядьке отомстить: снарядили рогатку, нашли чугунную дробину от снаряда, подкараулили злодея и прямо в живот ему дробину запустили. Он за нами погнался, но нам удалось убежать. От дальнейшей его расправы нас спасло то, что на следующий день румынская часть ушла из села.
В январе 1943 года советская армия уже успешно наступала после перелома ситуации в Сталинграде и подошла к Донбассу. Немцы начали поспешно отступать. Противники уже не выглядели такими уж грозными, а иногда вызывали презрение и жалость. Евгений Васильевич вспоминает:
— Зима была холодная, морозы сильные стояли. Как-то бабушка подзывает меня к окну и говорит: «Посмотри!». Во дворе машина остановилась. Из нее вышли два немецких офицера, а водитель остался на улице в машине. В маске-финочке, кепочка. А лицо все заиндевевшее. Кстати, меня бабушка тогда усиленно прятала, так как один немец еще в сорок первом сказал ей, что на обратном пути заберет меня в Германию.
Освобождение и мирная жизнь
Потом было стремительное наступление Красной Армии — Донбасская операция. И она также стала воспоминанием Евгения Васильевича на всю жизнь:
— От нас в нескольких километрах проходил немецкий Миус-фронт — оборонительная линия на реке Миус. И вот как-то на горке недалеко от села появляются 4 «Катюши» и дают оглушительный залп за село, по оборонительным позициям фашистов. Рррраз! А потом тишина, и немцев не слышно. Видимо побежали. Мы в то время прятались в штольнях, где до войны камень для московского метро добывали.
В августе весь Донбасс, а вместе с ним и жители Успенки наконец вздохнули спокойно. Врагов погнали дальше в их логово. В село пришла мирная жизнь, подаренная советскими войсками.
1 сентября 1943 года Женя Козлов пошел в школу. Хотя по возрасту он еще был мал. Самых младших набирали 1935 года рождения. Но мальчику так хотелось учиться, что он настоял на своем. Тем более, что подготовка к школе у него была неплохая.
— Был у меня приятель Гена, постарше. Перед войной он уже несколько классов окончить успел. Так вот он со мной во время оккупации занимался, — продолжает вспоминать Евгений Васильевич. — Гена меня читать и писать научил. А читать я очень любил. Немцы, когда пришли, русские книги свалили в силосную яму. Так мы их оттуда многие достали. А писать первые крючочки и складывать их в буквы и слова я учился на белых листах этих книг, которые вначале и в конце прикрепляются.
Так, я в школу-то пришел, меня даже не записали, но на уроках присутствовать разрешили. Они вначале как раз учились крючки писать. А я сижу просто так. Учительница Екатерина Андреевна меня спрашивает: «Ты чего так сидишь?». «Я ж это все уже умею», — отвечаю я ей. Все ей рассказал, как Гена меня учил. Тогда меня официально в первый класс записали. Помню, у меня такой портфель отцовский был большой, больше меня, его тогда называли «бухгалтерский».
Об учителях того времени Козлов рассказывает с теплотой и огромным уважением. Вспоминает педагога Василия Ивановича — физкультурника и военрука. Рассказывает о том, как тот дисциплину держал. А классы тогда, надо сказать, были большие: по 40 с лишним человек.
Первое время, пока новую школу не построили, учились в частных домах, в том числе и в учительских. Но при этом находилось время и для эстетического воспитания. Так, одна из учителей, педагог старой закалки Надежда Константиновна, обучала ребят классическому танцу: вальсу, падеспани, падеграсу и другим.
Сейчас в старшие классы попадают практически все, кто желает. А тогда был очень строгий отбор. Вот как об этом рассказывает Евгений Васильевич:
— Тогда начальная школа была четыре класса. Потом экзамены сдавали. Приехала во время экзаменов комиссия из гороно (Городской отдел народного образования, прим, ред.). Тем, кто неважно учился и кто по возрасту перерос школу, просто выдали направления в ремесленное училище и ФЗУ. Так из четырех классов по сорок пять человек осталось всего два, которые учились до седьмого. Там тоже экзамены. А после них нас в 8–10 классе осталось всего 17 человек.
Был среди плеяды учителей Успенки один, который фактически дал Жене Козлову путевку в жизнь — Корнут Александр Иванович. Строгий, но правильный человек. Преподавал математику. По словам Евгения Васильевича, именно у него он научился терпению и сугубо математическому прилежанию.
Десять классов были пройдены к 1953 году. Очень хотелось герою нашей публикации поступить в Высшее военно-морское инженерное ордена Ленина училище имени Ф. Э. Дзержинского (ныне ФГКВОУ ВПО «Военный учебно-научный центр ВМФ „Военно-морская академия им Н. Г. Кузнецова“», прим. ред.). Но не удалось: слишком уж большой был конкурс. В какой-то еще вуз подавать документы было уже поздно, и Евгений Васильевич возвращается домой и поступает в Таганрогский судомеханический техникум (ныне Таганрогский колледж морского приборостроения, прим. ред.).
Учился студент Евгений Козлов хорошо, получал повышенную стипендию. Решающим в его карьере стала курсовая работа.
— Досталась мне тема по технологии изготовления продукции, вплоть до организации цеха. Курсовая так понравилась комиссии, что меня и еще нескольких ребят стали готовить для работы в так называемом «среднем машиностроении», большую часть которого составляла оборонная продукция. Причем нам даже поволноваться пришлось. Всех распределили, а меня, Васю Чуйко и Сашу Томилина все никак. Все говорили: «Подождите!». Телефонограмма пришла неожиданно: «Срочно явиться в учебную часть!». Оказалось, что под Баку, на базе минно-торпедного завода, организуется новый научно-исследовательский институт — «Почтовый ящик № 55», который будет производить приборы для подводного флота. Так я с друзьями и еще две девушки с нами оказались в Азербайджане. Там я и встретил свою Раю — свою Судьбу, — с теплотой в голосе говорит об этом Евгений Васильевич.
Баку — Серпухов
Раиса Дмитриевна Шутова — коренная серпуховичка — приехала в южную республику немногим раньше своего будущего супруга — в конце 1956 года. Евгений Васильевич — в 1957‑м. О том, как тогда жили — скромно и просто, они оба рассказывают с юмором и каким-то особым отношением к молодости и своей любви, которую они хранят, идя рука об руку по жизни.
— Жили мы тогда в общежитиях: мужчины на первом этаже, женщины на втором. Но, тем не менее, были у нас своеобразные коммуны. Женщины готовили сразу на всех, а мы у них были «на подхвате». Сначала я в общей комнате жил, но потом меня назначили в группу очень серьезного заказа для Северного военного флота и дали отдельную комнату. С Раей мы встречались только на танцах. Не принято было тогда до свадьбы более глубокие отношения иметь, да и воспитаны мы были так. Даже первое время скрывали, что поженились, пока это случайно не открылось, — улыбаясь, говорит Евгений Васильевич.
А история такая… Будущие супруги без лишней огласки расписались в Сумгаитском ЗАГСе. Просто оформили документы и все. Но друзья, которые решили соединить свои судьбы чуть позже, увидели запись в книге регистраций. Так тайна и раскрылась.
Перспективы у молодой семьи в Азербайджане были хорошие, но болезнь сына Саши сподвигла к переезду в Подмосковье, в родной для Раисы Серпухов. Это случилось в 1963 году. Здесь поначалу пришлось нелегко. Тогда Московский регион был местом, достаточно закрытым для приезжих. Прописаться в дом родителей Раисы Дмитриевны удалось только после похода по «высоким кабинетам». С работой не сразу сложилось. Чуть больше года Евгений Васильевич проработал в филиале московского ВЭИ (Всероссийского электротехнического института).
Раиса Дмитриевна устроилась в Серпуховские авиамастерские, а потом тоже, вслед за мужем, перешла в ВЭИ и работала там до ухода на пенсию. А вот Евгений Васильевич в январе 1965 года перешел работать на Радиотехнический завод (ныне АО «РАТЕП»), да так и остался там на долгие годы, начав с регулировщика 5 разряда в сдаточно-монтажном цехе и дойдя до должности начальника цеха.
Несмотря на то, что пенсию Евгений Васильевич заработал уже в 1991 году, окончательно на отдых он вышел только 29 декабря 2020 года. В его трудовой биографии несколько авторских свидетельств об изобретениях и рационализаторских предложениях, Орден Трудового Красного Знамени, звание «Ветеран труда», Золотой знак РАТЕП с занесением в Книгу Почета предприятия, знак «300 лет Российскому флоту», огромное количество грамот, дипломов и благодарностей. И уважение нескольких поколений серпуховичей. Супруги Козловы воспитали двоих детей — сына Александра и дочь Елену. Есть внук Александр, внучка Карина, правнук Алексей и правнучка Даша, две собаки Норка и Кузя, кот Марсик. Большая и дружная семья, где все любят и оберегают друг друга и свою Родину.
— В нынешнее непростое время, когда на Донбассе снова людям нелегко, пусть не остывают наши сердца в любви и преданности Родине. Будьте верны памяти предков, чтите их подвиг и помните, что никакие посулы врагов России не бывают правдой. Нет ничего дороже и прекраснее родной земли, — завершает нашу беседу Евгений Васильевич Козлов.
Беседовала Татьяна Гурышкина. Фото из личного архива Евгения Козлова.
