«Дорогая мама, поздравляю тебя с Международным женским днем 8 марта. Желаю тебе отличного здоровья, веселого настроения и всего самого наилучшего. Спешу сообщить вам, что я жив и здоров и у меня все в порядке. Служба идет по-старому. У нас по-прежнему все тихо. 23 февраля справили хорошо, к тому же в этот день у двух пацанов был день рождения, и мы пировали полночи с 23 на 24 февраля. Погода у нас переменчивая, то солнце, то пасмурно и вчера дождь пошел, который продолжается по сей день. Вертушки почтовые не летают. Лезвия я получил, получил книжечку из Серпухова, больше ничего не получал кроме конвертов, которые вы вкладываете», — 6 марта 1987 года.
На тетрадном листке в клеточку нарисована разноцветными шариковыми ручками роза в окаймлении колючей проволоки. Рядом с ней изображена разорванная гильза. Там, в Афгане, об открытках не приходилось и мечтать. Вот любящий сын и решил сделать маме подарок своими руками. Олег Натертышев был из простой фабричной семьи: мама ткачиха, папа обыкновенный мастер — оба работали на «Красном Текстильщике». Но родители постарались вложить в своего единственного сына все самое лучшее, а самое главное любовь.
— Я хотела к нему броситься в могилу, но не дали. У нас весь дом рыдал на похоронах, Олега же все прекрасно знали, — рассказывает Жанна Сергеевна. Да, от ее рассказа наворачиваются на глаза слезы, но немного окающий говор старушки погружает тебя в какую-то добрую старину. — Мы сами-то приехали из Ивановской области, там-то сынок наш и родился, в Фурманове.
«Здравствуйте, мама и папа! Пишу вам письмо, потому что сейчас перед отправкой в Афганистан нам дали время подготовить форму, а у кого она подготовлена, тот может писать домой. За меня прошу не беспокоиться. Еще раз пишу вам: что все говорят об Афганистане на гражданке — наполовину вымысел. Это нам говорили офицеры и солдаты, которые прошли там службу. Так что живите и ждите меня спокойно. Готовьте побольше к моему возвращению вишневого, клубничного, земляничного, яблочного варений, а также вишневого, клубничного, яблочного сока и пеките побольше пирогов из кексовой муки. Очень давно не ел этих вещей. Хотя кормят нас здесь хорошо. В каше мясо постоянно, рыба на столе, масло два раза в день, кофе со сгущенкой по утрам. Но хочется домашней жареной картошки с колбасой и кефиром», — 30 июля 1986 года.
— Бывало, пойду на работу, оставлю ему записку, что по дому нужно сделать, что разогреть на обед. Прихожу, а на моей записке стоит кол. Я ему: «Сынок, ты что?» А он смеется и говорит: «Мама, учись писать без ошибок». Ой, грамотный он у нас был! Начитанный! Мы с мужем сразу же решили: будь что будет, а образование дадим.
В 1983-м году после девяти классов средней школы № 8 Олег Натертышев поступает в машиностроительный техникум, который оканчивает в 1986-м году по специальности: производство машин для текстильной промышленности. Распределили в Климовск, даже успел получить подъемные в размере ста рублей, которые парень тут же положил на сберкнижку. А тут приходит он домой и получает повестку в армию.
— Он все спортом занимался, а я ему говорила: «Ты вот ходишь, все парашютами своими занимаешься, а тебя возьмут и заберут». А он мне: «Ну и что, мам, кому-то надо же служить!» А я: «Ишь, какой шустрый, ты же у меня один-единственный».
«Здравствуйте, мама и папа. Началась моя армейская служба. Нахожусь сейчас в Наро-Фоминске, в Кантемировской дивизии. Со мной вместе шесть человек из Серпухова. Живем в одной казарме. Спим и едим нормально. На этом все. До свидания», — 16 апреля 1986 года.
У Жанны Сергеевны каждое письмо сына хранится особо бережно. Она вообще все хранит, что осталось от Олега: ордена с медалями, его детские, свадебные фотографии, даже пузатые корейские телевизоры не спешит менять на тонкую плазму — Олег же покупал.
«Здравствуйте, дорогие мама и папа. Еще раз поздравляю вас с вашими днями рождения. Извините, что пока эти поздравления не на поздравительной открытке, а на листе бумаги. Особых новостей у меня нет, пишу только то, что хотел в прошлом письме и не успел. Держат молодое поколение пока вместе, но это еще на два — четыре дня и пойдем в роты, там до марта месяца будем летать при дедушках. Кормят хорошо, в воскресенье дают сгущенку 4 банки на 10 человек. Кино у нас 3 раза в неделю. Пишите. Мой адрес: 044585 полевая почта в/ч 44585 Натертышеву Олегу», — 11 августа 1986 года.
— Ох, память стала у меня совсем плохая, потому что каждый день все плачу. Вот и мужа почти два года как схоронила, одна я теперь. Говорю им: «Забирайте меня к себе». Живу, уже 81-й год. А отцу стало сразу плохо с сердцем, как сына в армию забрали. Потом он пережил еще два инфаркта и как там его называют, ну подскажи, дочь, инсульт. Я так все эти годы в больницу к нему бегала, хорошо, что тут рядом, на Красном. Ребята из ОМОНа предлагали ему Подольский госпиталь, но дед отказался: «Без меня там «афганцев» и «чеченцев» хватает, я-то старый, и здесь полежу».
«Письмо ваше получил давно, но все не было времени дать на него ответ, а вы, наверное, очень за меня волнуетесь и переживаете. Служба здесь обычная, как в Союзе, только иногда ходят на операции и то не часто. Если бы мне сказали, что вот так буду служить в Афгане, то не поверил бы. В газетах пишут все о боях, о подвигах, им свойственно преувеличивать. Немного о себе. Жив, здоров, служу. Никому из роты поддаваться не собираюсь, и если дело дойдет до драки, то могу постоять за себя».
— Как-то раз от него не было вестей, я уж так сильно заволновалась. Пошла к бабушке одной, а она и говорит мне: «Жив сын твой, только в госпиталь попал. Но не бойся, там ничего страшного». И вправду, дед мой написал на командира, и тот уже дал ответ, чтобы мы не расстраивались, с нашим сыном все хорошо. Просто у него что-то с ногой случилось.
«Получил от вас письмо, в котором вы меня ругаете, что я не пишу вам, что написали командиру части. Зря вы, конечно же, это сделали, потому что не знаю, что писать. Служба идет по-старому», — 23 октября 1986 года.
Удивительно, но каждое письмо родным он заканчивал одним и тем же четверостишием:
«Я вернусь домой на закате дня,
Расцелую мать, обниму отца».
Олег очень хотел вернуться домой, к тем, кто его любил и ждал. В письмах просил написать о делах родных, интересовался самочувствием тетушек, жизнью племянниц, спрашивал про друзей и очень-очень ждал хорошей погоды, чтобы почтовая вертушка принесла ему весточку с Родины.
— Мы плакали без конца. Пока сын служил в Афгане, мой муж похудел на 17 кг. Олег ничего не рассказывал никогда. «Все хорошо, мам. Все обычно, мам». Даже когда учителя его стали приходить и просить: «Олежек, ну расскажи нашим школьникам, как ты служил, как воевал», мой отказывался: «Зачем это надо? Служил и служил». Он что-то отцу рассказывал, но и тот потом молчал. Было видно, что страшное происходило, он же в десанте служил.
Он вернулся из Афганистана, когда в его стране бешеными темпами шла перестройка. Олег поступил в машиностроительный институт на вечернее отделение, днем работал на «Химволокне» мастером. Но все уже было не так, как прежде: заказов на предприятии особо не было, да и рабочие постепенно спивались. Словом, никаких перспектив. Вчерашний афганец ничего не стал говорить родителям. Он молча написал заявление об уходе, а потом поступил в Подольский ОМОН, там же очень много было его сослуживцев. Женился, со своей супругой Оксаной родили светловолосую Настюшку, жизнь пошла своим чередом.
— Он не должен был ехать в командировку. Он и так уже был три раза в Чечне. А тут он что-то сказал командиру, и тот послал его в Северную Осетию. Ох, уж он у меня был прямолинейный, всегда говорил правду в глаза. Помню, когда он уезжал, то сказал: «Уезжаю в последний раз. Потом выйду на пенсию, продадим квартиру и купим в Подмосковье дом. Заберу вас к себе». Вот и купил себе дом… Еще 5 июля он мне звонил, разговаривали, а потом приехали из ОМОНа и сказали: «Ваш сын погиб». Похоронили его на Ивановском. Здесь много наших ребяток, все лежат тут. Мы с моей подругой Валей Щербаковой летом их всех навещаем. А наши с ней мальчики и вовсе рядом лежат — ее Лешка в Грозном погиб, в 2000-м.
В свидетельстве о смерти написано: умер 7 июля 2004 года в РСО Алания Иристонский район г. Владикавказ. И все, больше о своем сыне Жанна Сергеевна ничего не знает: из-за чего погиб, при каких обстоятельствах. Руководство всегда хранило молчание, так и осталась эта жуткая тайна за семью печатями.
— Внучка его помнит хорошо. Хотя ей, когда все это случилось, было всего пять лет. Она мне сейчас говорит: «Бабушка, а ведь наш папка совершенно не умел танцевать!» А я ей: «Конечно, не умел, он у нас на танцы не ходил, все спортом занимался». Дозанимался. Ему было всего 37 лет. А тому командиру я потом плюнула прямо в лицо, из-за него погиб мой мальчик.
Жанна Сергеевна с гордостью показывает мне яркий платок с огромными цветами. Его привез из Афганистана в подарок ее сын. Женщина уже всем своим сказала, чтобы ее похоронили именно в нем. Ждет, когда это случится. И все же, что тогда произошло, в июле 2004-го года, в Осетии? Согласно публикациям СМИ, в зоне грузино осетинского конфликта обострилась ситуация в связи с вооруженным столкновением в Лиахвском ущелье. Возможно, во время этих действий Олег Владимирович и погиб. Но это всего лишь предположение… Правду о судьбе омоновца Натертышева мы, скорее всего, так и не узнаем. Как не узнаем о тысячах судеб других ребят, погибших в вооруженных столкновениях.
