— Мой муж никогда не показывал, что ему больно, тяжело, трудно или есть проблемы. Он был человек веселый, жизнерадостный, мужественный. Перед своим последним боем говорил товарищу: «Да ладно, не унывай, пойдем, я тебе орешков дам». «Да какие орешки?! Нас сейчас положат здесь всех», — отвечал его напарник. «Да нет, мы еще поедем ко мне в Серпухов, пиво попьем под дубом», — улыбался Александр. Он много рассказывал сослуживцам о нашем городе. Ребята из Уфы, Воронежа, Луганска и Ставрополья хотели попасть в Серпухов, — вспоминает жена погибшего участника СВО Ольга.
— Ольга, как вы познакомились с Александром?
— Мы познакомились банально — в юности, на дискотеке на Ногинке. Саша пригласил меня на танец.
— Это была любовь с первого взгляда?
— Я не знала, что это — любовь или не любовь, но захватило сильно. А как потом друзья рассказывали, он ни с кем и никогда за ручку не ходил. Ну, вот после этих танцев мы с ним — за ручку три года до свадьбы. На момент знакомства я училась в одиннадцатом классе. В браке мы прожили 27 лет. Старший сын Роман родился через год после свадьбы. И через шесть лет — младший, Иван.
— Александр успел сделать все, что планировал?
— Он, как истинный мужчина, построил дом, достойно воспитал детей. И посадил дерево — дуб. Было недоумение со стороны знакомых: кто же дуб сажает на участке. «Может, и никто не сажает, а я посажу, — говорил Саша. — А потом мои дети и внуки будут сидеть под дубом и говорить, что это посадил наш дед». Теперь мы все понимаем, что все будет так, как он задумал. Саша успел дождаться свадьбы старшего сына. Это было за год до его гибели. И казалось, что вот она, жизнь, начинается — то, к чему мы все это время шли.
— Дуб Вы выделили особенно — это символично?
— Саша очень долго искал желуди — попадались пустые. И вот он нашел пару-тройку, посадил их в горшочек. Проращивал не без труда на окошке. Несколько раз проросток съедал любимец Саши, домашний кот по кличке Трофим. Когда я приходила с работы и видела этот росточек обломанным, у меня замирало сердце — знала, что Саша всерьез расстроится. Но один все-таки мы спасли. Сейчас этот дуб уже выше роста человека. Когда приезжали на поминки боевые товарищи Саши, они знали, что есть этот дуб. Он их приглашал в гости, не зная тогда о своем будущем. «После СВО собирались все встретиться у Сепая под дубом», — рассказывали его сослуживцы.
— Почему у Александра был такой позывной — «Сепай»?
— У многих ребят во дворе — клички с детства. В одном мультике был герой Степа. Однажды Саша решил написать около своей квартиры в подъезде «Степа». Но пропустил букву «Т» и написал «Сепа». Его так и стали звать, а ему понравилось. Я не знала, что у него такой позывной, я вообще не знала, где он, если честно.
— Как Вы узнали о том, что Александра не стало?
— Когда мне позвонили, я была на работе. По телефону сказали: «Ваш муж героически погиб». Я говорю: «Вы, наверное, ошиблись. Скажите его имя». А там имен не знали — знали только позывные. Так принято. Хотя ребята и спали вместе в окопах, и делили последний кусок хлеба. Но не знали, как друг друга зовут. И сказали: «Сепай». Потом была пауза. Видимо, начали узнавать друг у друга фамилию и сказали: Александр Платайс. Помню, у меня все опустилось — провал, шум…
— Он говорил, что находится в зоне проведения СВО?
— Он знал, что я очень чувствительный человек, для меня семья — это все. И конечно, не сказал, куда идет. Это был истинный миротворец, патриот. Участвовал во многих локальных конфликтах. Я всю жизнь его ждала. Он знал, что я умею ждать.
— Что Александр говорил, как объяснял свое отсутствие?
— Придумал причину, что нужно поработать. Сказал: «Сейчас есть задачи государственной важности. Я уеду примерно на 3–6 месяцев». Уезжал он, по легенде для меня, в Африку.
— Вы не догадывались, что речь шла о другом пункте назначения?
— Невероятно, как в этой ситуации можно было Саше настолько сохранить спокойствие внешне. Я и не догадывалась… Хотя, прожив тридцать лет, мы могли понимать друг друга по взгляду, без слов. Как я могла не почувствовать?..
— Почему версия с Африкой показалась Александру более нейтральной, чем сказать прямо: «Я уезжаю в зону проведения СВО»?
— Пришла к выводу, что он боялся меня разволновать. Знал, что я бы очень переживала, зная, где он. Многие источники говорили, что там идут кровопролитные действия. Военнослужащие погибают — независимо от подготовки, опыта, стажа. Ребятам «залетает» и под бронежилет, и под каски невообразимым образом — как будто такая судьба, воля Божья…
— Вы говорили, что Александр участвовал во многих локальных конфликтах…
— С 2000 года у него было шесть командировок в горячие точки Северного Кавказа, включая Беслан. Последнее время я думала: «Как же хорошо, что все позади. Вот теперь мы будем жить». Мы же очень долго мечтали о доме, особенно он. Я хотела, чтобы поскорее закончились его командировки, потому что постоянно в одни руки и с двумя детьми. С тревогой и страхом за Сашу. И когда все закончилось, и мы вроде обустроились, и дети выросли, старший сын женился, думала: «Как же хорошо». И тут этот вот звонок. И все, жизнь закончилась. Я была уверена, что погибну.
— Вы не могли представить своей жизни без Александра?
— Жизнь у людей разная бывает. И по-разному люди живут друг с другом. Но если не очень хорошо в жизни все, то, наверное, не было такого большого горя. Бывает такое, что люди живут друг с другом и приносят боль, но терпят ради детей или просто нет другого выхода. У нас все было иначе. Даже когда муж постоянно отсутствовал, я знала, что у меня самый сильный мужчина — и он рядом со мной. На расстоянии Саша умел давать уверенность о том, что за мной — стена, за его семьей — стена. Это удивительный по силе человек — и это подтверждали даже его сослуживцы.
— Как Вы познакомились с его сослуживцами? Они были на похоронах?
— Кто-то из госпиталя приезжал, другие находились в отпуске. Боевые товарищи были на похоронах, потом на сорок дней. Большое им спасибо, потому что ночи напролет были рассказы о нем. Они знали, что если «Сепай» с ними, если работает его пулемет — можно идти вперед.
— Вы знаете, как погиб Александр?
— Знаю. Как и то, что такие подробности редко могут знать близкие. До конца жизни буду благодарна человеку, который тогда был рядом с мужем. Момент его гибели — как пленка, повторяющаяся много-много раз. Саша погиб под Изюмом. С ним в штурмовой паре был тоже Александр с позывным «Морской». На похоронах он, конечно же, ничего не рассказывал. Но смог приехать и на сорок дней. Я постоянно спрашивала, «Расскажи, как Саша погиб? Ему было больно? Можно было что-то сделать?»
Шла очередная перестрелка. «Морской» был в окопе… Они заведомо знали, что задача поставлена невыполнимая. Вышли рано утром. И когда Саша был над блиндажом, вел перестрелку (он был пулеметчик), «Морской» услышал его обращение: «Я‑300, я‑300». Это было мгновение. Саша упал, начал тяжело дышать. В условиях ведения боя сложно понять, что произошло и насколько ранение опасно. Но товарищ, оценив ситуацию, быстро пришел на помощь. Приемами тактической медицины они все владели хорошо. Пока пытался помочь, увидел, что из-под ключицы пульсирует кровь.
Сделал все возможное. Кричал: «Смотри на меня, не смотри в сторону!». Саша перевел взгляд своих голубых глаз на товарища и спокойно сказал: «Морской, я ухожу». Еще много-много раз я спрашивала, насколько это мучительно было. Сослуживец, наверное, успокаивал меня и всегда отвечал: «Нет, это было очень быстро. Две минуты — и все». Я же понимаю, что даже в этот миг Саша сохранял максимальную выдержку.
— Как Вы смогли жить дальше?
— Не верилось, что выживу. Хотя я человек православный, и понимала, что очень грешу таким своим состоянием, потому что во мне нуждаются близкие. Им было очень тяжело смотреть на меня. Хотели помочь, но не могли: у меня не появлялось сил и желания жить. Вся моя жизнь ранее, как у любой любящей матери и жены, выстраивалась ради создания уюта и комфорта семьи, чтобы моим ближним было хорошо. Думала, что я очень сильная, но не понимала, что эту силу мне дает Саша. Вот настолько он вселял уверенность в каждом наступившем дне. У него сомнений не было, что мы со всем справимся.
— Как дальше строилась Ваша жизнь?
— Когда Саши не стало, осознание пришло не сразу. Понимаете, такая потребность была у меня в нем… Я головой понимала, что должна идти вперед, должна жить. Но я не хотела ни дышать, ни есть, ни спать. Когда болит душа, это гораздо больнее, чем когда болит тело. Я проходила через физическую боль, у меня были хирургические операции. Это не сравнится с тем, когда болит душа. Нет такого лекарства, чтобы это вылечить. Помогала молитва — она меня держала на плаву.
— Что Вы скажете тем, кому нужно начинать жизнь заново? Откуда взять силы?
— Только с помощью осознания своей нужности, необходимости можно выжить. И без любви к ближнему человек не сможет. Нельзя прожить только в любви к себе. Это невозможно, это разрушает. Обязательно нужно любить и жертвовать, и знать, что кому-то нужна твоя помощь. Только через это я выжила. Не задавала никогда себе вопрос, ради чего мне надо жить. Я спрашивала себя, как мне дальше жить, как мне выжить?
— Как смогли ответить себе на этот вопрос, от которого зависело многое, если не сказать, все?
— Понимая, что бессилие никуда не уходит, сколько бы я ни убеждала себя, сколько бы ни пыталась вернуть обычные земные желания, мысленно обращалась к мужу. Теперь я понимаю — это был вопрос отчаяния: «Саш, ну ты же придумал, как уйти туда. Придумай теперь, как мне жить дальше». И в моей жизни большие чудеса произошли. Знаю, что я под его защитой.
— Как Вы себе объясняете, ради чего он воевал?
— Он по крови боец. Редкий человек. У него было обостренное чувство справедливости. И ему порой было трудно с этим жить. Этим объясняется его решение поехать туда… Иначе быть не могло. Хотел пойти в числе первых, через военкомат. Не взяли, потому что у него возраст уже был за 50 лет, 51 год. Саша был в отличной физической форме, занимался спортом регулярно. И он «зашел», как смог — через «Союз добровольцев Донбасса». Он был истинный патриот.
— Сейчас слово «патриот» употребляется в разных контекстах и ситуациях…
— Действительно, сейчас мы много и часто слышим это определение, но не всегда оно соответствует действительности. Что такое истинный патриот — это нечастый случай, к сожалению. Сейчас же у нас гласность, можно говорить многое, не все довольны жизнью. Он объяснял сыновьям, почему этого нельзя делать.
Случай был один раз на Новый год. Пришли друзья ночью, и начались разговоры о политике. Стали нелицеприятно выражаться о ситуации в стране. И он просто выгнал этих людей за порог, несмотря на то, что они были наши друзья. И сказал: «В моем доме не надо говорить таких речей». Человек был патриот, по крови патриот.
— Мнения о проведении СВО разнятся, что говорил Александр?
— Когда началась спецоперация, он два месяца места себе не находил. Уже показывали, как погибали молодые военнослужащие. Саша знал, что умеет и знает больше — прошел через многое.
Говорил, что если бы мы сейчас не начали и не втянулись в это действие, то пусть не завтра, не через год, но то же самое будет у нас. И это достанется, может быть, не детям, а нашим внукам. Мы не должны позволять каким-то образом умалять нашу Россию в глазах других государств. Мы должны быть сильными, как и наши предки столетия назад.
